Книги про неудачников – “Люди из шкафа”, часть 1

Ознакомительный отрывок

Девочка в шкафу

Девочка была в шкафу. Ее не видели. Но все знали, что есть девочка. Как она попала в шкаф? Непонятно. Даже ее родителям.

Говорят, дети регулярно в шкаф пропадают. Они там прячутся. Там удобно прятаться. Некоторые потом не выходят.

– Почему не выходят? А куда они деваются?

– Так и живут. Они ждут. Когда их увидят.

В шкафу жить больно. Убежище, конечно, скорлупа. Но от кого? Разве нормальному человеку захочется быть в скорлупе? Нет, конечно.

– Значит, эта девочка – ненормальная?

– Да нет же! Она нормальная. Вполне. Просто ее выгнали.

– Откуда выгнали?

– Доподлинно не известно. Пропало понимание. За давностью времен. Известно только, что ее бабушка и дедушка и даже дядя – все жили в шкафу. И еще папа и мама. Они воспитывали ее из своего шкафа и однажды не увидели. И найти не получилось. Броня двигаться не дает. Им, конечно, очень неуютно из-за потери. Но если честно… ее даже не заметили.

– Как не заметили? Разве можно не заметить целого че-ло-ве-ка?!

– Можно. К сожалению, можно, – голос вздохнул. – Я тоже, когда был маленьким мальчиком, жил в шкафу.

– Но это дети. А разве взрослые живут в шкафу?

– Еще как живут! Толпами ходят. Одни нормальные, другие – в шкафах.

– И как они себя там чувствуют?

– Отвратительно! Вырасти во взрослого человека, и остаться в коробке – это ужасно! Ведь он взрослый. Он уже не влезает. А все равно там живет.

– Но почему не может выйти?!

– Его нужно найти. Пока не нашли – словно и нет вовсе. А раз нет, то и не должно быть видно. Правда, говорят, некоторые пытались сами выбраться, здравствуйте, мол, это я. А в ответ молчание. Представляешь? Человек говорит! Человек из шкафа вышел. Вот он, прямо перед ним! А второй молчит, не отвечает. То ли не видит первого. То ли специально хочет сделать больно. Или сам сидит в темнице. Только тот, первый, про свой коробок знает. А этот – нет. И разговаривают они как глухой с немым.

– Что же дальше происходит?

– Первый, конечно, еще попробует. Раз он вышел, значит, сильный. Значит, пробивает дорогу к нормальным людям. Но, к сожалению, выйти из шкафа еще не значит от него избавиться. Кто-то думает: «Ну вот, наконец-то я на свободе!» – А на спине у него шкаф!

А что значит этот шкаф, я вам скажу! Это значит, что от человека отказались. И везде – как будто отказываются. Он приходит, а ему: «Не мешай!» Он просит, а ему: «Отойди!» Он словно лишний. И поэтому не видят, выгоняют. И тогда, отовсюду высланный, словно отверженный, он уходит в шкаф. Раз не нужен никому именно он, вот такой, какой есть, то куда остается еще?

Ребенок прячется – вроде в прятки играет. А на самом деле больше всего на свете хочет, чтобы его нашли. Потому что, если не найдут, он не сможет жить.

Слыхал, и так бывает. Придет человек, сам, к другим. Решится, смелости наберется. Тихонечко спросит: «Можно я к вам… присяду? Я не буду мешать. Я просто теплом погреться… человеческим. Замерз в коробке… совсем один». А у них и нет – тепла-то этого! Кто в камень превратился, кто в броне, кто железное сердце, а кто и вовсе пустышка. И снова получается – отверженный!

– А разве он не может пойти к другим, нормальным людям?

– Другие, сынок, ему не попадаются… Нет вокруг него живых.

– Но как же так?! Разве он плохо искал?

– Да как же он может искать, если найти должны его!

– А кто его должен найти?

– Некто очень важный. Самый важный для него, для которого и он может стать самым важным.

– Но хоть кто-нибудь смог оставить этот груз? Избавиться, забыть, стать другим?

– Не знаю, сынок, не знаю.

– А вот ты, как ты без этого… терема живешь?

– История у меня была… счастливая.

– Расскажи?

– Та девочка, что жила в шкафу, очень сильно хотела освободиться. Непросто это оказалось. Ведь многие люди так и ушли – из одной деревяшки в другую. Они даже не умирали. Потому что не рождались. Правда, каким-то образом умудрялись делать в шкафу детей. Жили семьями, эпохами. Безликая, безымянная масса лиц. Они сами не знали о себе, и даже друг о друге. Пропадали сразу – еще не родившись.

Они в шкафу-то вроде вместе! Но по одному. И каждый один не видит другого одного. И не хочет менять свой мир. Потому что не знает – что там, снаружи. Может быть, еще хуже. И как бы ни было плохо в стенах, без них – страшнее. Потому что им кажется, что не стенки более всего безобразны, а гнетущая неизвестность.

В шкафу не бывает личностей. Невозможно прыгнуть дальше четырех стенок. Невозможно пробить закрытые двери. Люди не знают, что они – гораздо больше, чем существо в футляре. И в каждом из них умирает радуга. И хоть не проникает свет в темноту шкафа, а все же, когда искра теплится, есть надежда. На воле искра превращается в радугу, и это наполняет жизнь особенными красками, которых ни у кого другого нет. Рождается волшебство, собственная сказка.

Но в шкафу искра гаснет. Человек не ведает, что с ним происходит. Он просто чувствует, что умерла его очень важная часть. И тогда потухает душа. А без души не дышится. Остается один шкаф, в котором воздуха почти нет. И все бы ничего, но вокруг появляются другие такие же люди. Им становится тесно, душно, совсем плохо. Они начинают злиться друг на друга за то, что им не дают насытиться.

Но смелую девочку такое не устраивало. Ее тяготила замкнутость и темнота. А больше всего страшила мысль о том, что так можно прожить всегда! А она хотела вырваться на свободу! Улететь белой птичкой, почувствовать тепло солнышка, согреться в лучах света и встретить, наконец, свою стаю. Ту, в которой живут отзывчивые, настоящие, свободные горделивые птицы. Но даже не это главное, а то, что они – свои.

Она плакала и кричала. Она больше всего на свете хотела, чтобы ее не бросали. Чтобы не продолжали жить без нее!

Она воздела руки к небу и спросила:

– Боже! Подскажи, что мне делать?

И тогда прозвучал голос. Даже не снаружи, а словно изнутри:

– Для того чтобы стать птицей, нужно побыть сначала вазой. Потом побегать зайцем. Стать серым. Затем пожить человеком. И только потом – на свободу.

– Зачем мне быть зайцем и люстрой, если я хочу быть птицей?

Но голос молчал.

Почему так бывает – вроде спросишь, а не скажут? Это значит, дурацкий вопрос задаешь. Не понял ничего.

Но девочка очень хотела вырваться. Вняла – не вняла, какая разница! Она повисела люстрой (оказывается, люстрой надо было быть), поскакала зайцем, пожила человеком. Она перестала думать о том, чего не знает. Потому что можно только самой пройти и впитать.

Однажды, когда героиня гуляла по шкафу, наткнулась на странный сундучок. Он сказал:

– Я твой. Бери меня!

– Откуда ты?

– Подарок! Здесь все то, что теперь принадлежит тебе. Ты это заработала!

Она открыла его и увидела множество безделушек.

– Вот, например, зеркало. В нем можно увидеть себя. Ведь по-другому себя и не увидишь! Кусочек настоящего хрусталя. В нем переливается твоя радуга. Серебристая тень, в которой можно жить с самой собой – без грусти и тоски. Оранжевый цветок тепла, которое излучает твое сердце. Ты всегда можешь им согреться. Даже когда рядом никого нет. Протяжный шлейф флейты – твой звучный голос – и барабаны – когда ты злишься. Рулады соловьев – твои стихи, которые поймала человеком. И даже маленький шкафчик – в напоминание о том, что все, что в тебе есть, нужно обязательно беречь, ценить и помнить.

Сундучок закрылся:

– Ты можешь открывать меня всегда, когда захочешь. Я – самое дорогое, что у тебя есть. Я теперь ты. Твои способности, отличия, их проявления. Все это невозможно потерять. Достаточно только однажды найти. Ты нашла.

А потом за ней пришел какой-то человек. И сказал: «Оппа, а вот и ты! А я давно искал девочку с сундучком! Везде искал, а в шкафу посмотреть забыл. Ура, наконец, я нашел тебя!» И дверцы шкафа открылись сами. И всех выпустили наружу. Там много-много ребятишек! И среди них – я!

– И вы стали свободными?

– Нет. Мы просто вышли из шкафа. А стать свободными – это другая история.

Отрыв

У меня отбирают меня. Вырывают: резко, нагло, беспощадно! Не надо так делать! Я ведь перестану жить! Я уже перестаю…

Страх парализует. Я даже думать о нем не могу – такой он страшный. Он падает вниз живота, и из груди вырывается сердце. Настигает паника: перехватывает дыхание. И в сердце тошнит. Вихри заворачиваются и все кишки выдирают. Дышать не могу. Изнутри громким воем вырываются рыдания. Мне плохо. Мне больно. Мне страшно. Что делать?

– Что мне делать!!!

Слышишь, слышишь, я есть! Не выбрасывай меня. Я есть, я живой, так нельзя с живыми поступать! Смотри, смотри, я – вот!

Ты видишь? Я кричу! Ты разве меня не слышишь? Эй, ты, услышь меня!

Не пропадай! Не уходи! Не выбрасывай меняяя! Не выбрасывай, ну пожалуйста!!! Я не смогу! Я не умею! Я не знаю, как быть, когда меня нет!

Нет, нет, нет, не надо, не надо, не надо, я не хочу, мне больно, мне страшно!

– Ненавижу!

Где, где, где мой пятый угол? Я хочу его найти! Мне срочно он нужен. Мне обязательно надо спрятаться. Я так не могу. Совсем один. Не умею, не бываю, не могу.

– Ау.

– Ау-у!

– Ты где?

– Не знаю. Темнота. Что-то темное. Вокруг тишина. Гулко как-то.

– Чего делаешь?

– Не знаю. Болтаюсь. Сижу.

– Чего делаешь-то?

– Нууу, гхммм, питаюсь. То есть забираю… То есть сижу. А, понял! Живу! Живу я тут!

– Зачем забрался?

– Мне здесь хорошо! Не трогай меня! Не напоминай даже!

– Тебе пора.

– Мне страшно! Ты разве не слышишь?!

– Ну, чего тебе страшно?

– Отрываться. Я не умею один. Не могу.

– Тебе пора забрать свою жизнь.

– Нет! Вы меня спросили? Вы меня спросили, чего я хочу? Я не хочу выходить. Я хочу остаться здесь! Это моя воля!

– Вася, тебе уже сорок лет! Зачем сидишь в чужом?

– Ааааа, я трудностей боюсь. Мне плохо одному. Я не умею один! Мне кто-то поэтому нужен! Понимаешь, это правда, очень страшно – жить. Жизнь полна трудностей, а главное, больших переживаний. И еще в ней много страданий. Сильных, непереносимых, жестоких страданий. Это больно. Невозможно все перетерпеть.

– Что плохого в том, чтобы жить, и чувствовать, и думать самостоятельно?

– Я не готов!

– Откуда ты пришел?

– Я там знал все. Все, что у меня впереди.

– Там, откуда ты пришел, разве это страшно?

– Нет. Это только человеческое. А там это никак.

– Не пугайся. Это страх жизни. Он нормален. Ведь ты не знаешь, что тебя ждет. А когда знаешь – еще сложнее. Это первое испытание здесь, его пройти трудно. Но именно в нем сокрыта твоя внутренняя сила. От того, как ты пройдешь, зависит, как ты сможешь жить. Ты или есть, или тебя нет. Останешься – так и будешь качаться в принудительной невесомости. Пока не умрешь – тоже принудительно. И никогда не вкусишь всей сладости своей собственной жизни.

Гул снаружи равномерно приближался. Фатальность накрывала и проникала в саму сущность – до внутренних мурашек. Все начало приходить в единое слаженное движение. Происходило нечто неведомое, не известное уму, но очень важное. И это вызывало непонятные ответные чувства, которые накрывали полностью, с головой.

И снова жалобно-тревожно забилось сердце.

– Подумай. Это твой шанс – начать жить. Не так уж и часто появляется возможность вернуть время назад. Твое время пришло. Пора!

Васька не успел решить. А стенки начали ворочать. Нежно, мягко, но настойчиво, не спрашивая, направляли к выходу. Все происходило без его воли – само. Как будто запустился давно отлаженный механизм.

Одновременно равномерно двигалась вселенная, не давая ни единого шанса остаться. Неизбежность происходящего вовсе не страшила. А даже наоборот – очень бережно, по-доброму, обволакивая невидимой заботой, толкала. Дальше, к чему-то новому, таинственному, но такому важному.

И оставался только один путь – вперед.

Он прикрыл лицо руками, потом раскрыл и сжал их в кулачки, и лицо исказилось, и зажмурились глаза.

Его ворочали и направляли. Незримая, таинственная, огромная сила парализовала своей непреклонностью. Как будто давала понять: другого выхода нет. Безграничная, неуправляемая и абсолютно мудрая, высшая воля. Она действовала лучшим образом, в его интересах, но вопреки его собственной, осознаваемой воле.

И он доверился ей. Он расслабился и понял, что впереди нет ничего враждебного. Он уловил невидимую обволакивающую заботу и почувствовал наконец непреодолимое желание жить. Больше не сопротивлялся, не напрягал свои мышцы, а старался в унисон отвечать невидимым импульсам, которые управляли всем процессом. Он согласился и стал маленькой, но самой значимой частью всеобщего действия, направленного на то, чтобы сохранить новую, такую ценную, такую важную жизнь.

Его голова слегка развернулась. И сердце стучало. Но не от страха, а от предвкушения. Сознанием управляла только одна мысль: ты должен жить, ты должен жить, ты должен жить! И невидимая добрая сила своей необъятностью поддерживала его. Ему словно шептали: давай, иди, мы ждем тебя!

И он двинулся.

Толчками, медленно, но равномерно Васька продвигался вперед. И с каждым новым толчком преодолевал еще один нелегкий отрезок пути. Все ходило ходуном, толкало, сжимало мягко, но упорно, настойчиво, сильно, не давая возвратиться назад. Теплая рыхлая ткань обволакивала все плотнее и плотнее. Васька вытянулся, как стойкий солдатик, чтобы было удобней скользить. Стало так тесно, что аж косточки захрустели.

– Мне больно, да, мне больно! Это первое ощущение, которое я узнаю по пути в новый мир. Но именно с ним я должен справиться, чтобы научиться жить. Сколько можно бояться! Бояться того, что и так произошло.

Мелькнула клаустрофобия. Замкнутость больше не будет страхом. Она не сулит смерть!

Мышцы, как пружина, натянулись для последнего броска и со всей мочи толкнули Ваську вперед. Все закружилось, стало стремительным и очень подвижным.

Фах! – напоследок фонтаном взорвались искры и наполнили решимостью, волей и внутренней, только своей неисчерпаемой силой! И пропала боль.

Его несло в потоке новых ощущений, он не успевал их понять, а только впитывал и глотал и испытывал необыкновенный внутренний полет.

– Уах!

Он выскользнул в теплые руки, зажмурился от яркого света, получил шлепок, от неожиданности вдохнул – по настоящему, глубоко, не боясь! И заплакал!

Вокруг слышались голоса, горели яркие лампы. И еще. Была настоящая. Большая. Радость.

Отверженный

Он робко выглянул из темноты. Яркий свет сначала слепил. Но потом глаза привыкли. Он ожидал поддержки и добрых знаков того, что ему рады. Знаков не было. Задумался. Оглянулся назад: там все равно хуже. Он хотел жить, а не умирать. Темнота не держала. Но и свет не звал.

Брел по дороге, не зная куда. Искал то, что поможет обрести себя в мире людей. Принюхивался к незнакомым ветрам, пробовал на вкус новые ощущения. Прислушивался к отголоскам чего-то. Со страхом нащупывал путь.

Его встретили безликие поля. Жестокая трава и равнодушное небо. Неприветливая дорога, казалось даже, не хотела вести. Кривилась и спотыкалась, противилась ровному шагу. Он плакал, но шел. Он думал: «Лучше я умру, но в своей стае, чем останусь один. Я никогда не вернусь обратно!»

Навстречу дул ветер. Поднимал песок и кидал в глаза: «Шшшш, нет тебе здесь места! Не ходи тут! Мы никого не звали! Иди обратно!»

«Уходи, уходи, уходи, нет тебе здесь места», – злобно шелестела трава.

Гнетущее небо. Нависло, словно хотело раздавить. И медленно накрывало все ниже и ниже. Чтобы не смог он шевелиться. А сбежал обратно в темноту!

И человек бежал. Бежал, чтобы не слышать и не видеть, как мир отвергает его. Он падал в ямы и колодцы, мокнул в холодном дожде. Мелькал среди бездушных лиц. Никто не видел, не спасал. Его пещера, как единственный родной дом, в котором можно жить, тянула обратно. Только там получалось чувствовать безопасность. Тоскливое, несчастное, бессмысленное, но все-таки спокойствие.

Он был на земле – она не могла его отвергать. Она – истина. Смотрел на воздух. Вдыхал. И ждал отзывчивости. Живого, теплого чувства. Отзывчивость – не равнодушная. Она могла его спасти. Но ее нигде не было. Может быть, на земле не создана отзывчивость для него? Может, и правда, ему нет места здесь?

– Ну уж нет! Я буду жить! Вы слышите! Я пришел сюда, чтобы жить!

Услышал тихое, но отчетливое, уверенное, как будто даже свое:

– Да тише ты…

– Ох и напугало! Ты кто?

– Тоска. Я услышала тебя.

– А, да! Вот именно тебя для полного счастья мне и не хватало!

– Не могла не прийти. Отзывчивая я.

– Видимо, не важно, хочу я с тобой или нет?

– Да, это не имеет значения. Я буду с тобой до тех пор, пока…

– Пока что?

– Забыла… Я знаю, что было какое-то важное условие. Но не помню!

И в грустной безысходности она упала и зарыдала. Гребла руками землю, била траву, корчилась от боли, сжималась в комок и снова взрывалась.

– Даже я, желая тебе добра, не могу быть полезной! Мне очень плохо, что буду приносить страдания! Но ничего не могу с этим поделать! – кричала она.

Грустно-обреченно наблюдал. Он смотрел, а она со всей своей неимоверной добротой засасывала в пропасть. Тянет, свое гнет, забирает в бездонную яму.

– Ну нет! Я больше туда не пойду! – он порвал веревку и остался стоять. – Хватит рыдать! Раз надо, значит, пошли со мной.

– Ты готов принять меня? – удивленно пролепетало чувство.

– Да, я готов, – вздохнул. – Да и нет у меня выбора.

И они брели вдвоем. Он и рядом тоска. Стала единственным верным другом.

– Куда мы идем? – спросила однажды она.

– Не знаю. Я очень хотел бы узнать, но… даже не понимаю, как это возможно.

– У меня внутри что-то есть. Я стеснялась об этом сказать, но оно там живет и кажется… Не помню. Может, узнать?

– Ого, ну ты скажешь, узнать тебя! Мне вообще-то страшно!

– Мне тоже. Но… вдруг?

– Как же я могу увидеть истину в тебе?

– Набери больше воздуха. Расслабься и ляг. И забудь обо всем. Представь, что находишься нигде. И тебя не тревожит ничто. И я окажусь близко. Но будь осторожен. Нельзя растворяться во мне, иначе опять пропадешь. Ты должен лежать свободно, но рядом, понимаешь? Не выгонять, не сопротивляться, а расслабиться, забыть, но видеть.

– Я ничего не понимаю, но попробую…

И он лежал. И плыло небо. И цвели цветы. И пели птицы. И шумел ветер. И падал дождь. И светило солнце. И росла трава. И были деревья. И посередине кружил он. И летела земля, и он лежал, и время шло, и все продолжалось.

Тоска не была плохой. Не была хорошей. Она уже не мешала, а просто была.

– Я вспомнила! Я вспомнила! – услышал он вдалеке ее голос. – Заклинание-е-е…

А потом все уплыло, забылось в спокойном умиротворении, и пропало, и кануло в сон. И он оказался в приятном забвении. Трава ласково щекотала лицо. Ветер мягко обволакивал. Земля грела и шептала: «Живи, живи, живи». И он жил. Шевелился, дышал, и чувствовал свои руки и ноги, и окутывался теплом.

А потом проснулся. Холодный туман подкрался незаметно, пока спал. Пробрал до самых косточек, впивался внутрь. Колючая трава жгла бока. И небо, нахмуренное, темное, собиралось вокруг.

Он в отчаянье кричал:

– И это не может меня спасти! Нет счастья для меня. Нет земли. Нет ничего!

А рядом начиналась гроза. Черные тучи затмили весь мир. Внутри заныло, защемило.

Когда же это закончится?!

Он лежал и бил землю, он рвал руками траву:

– Я просто хочу жить, вы слышите! Не убивайте меня!

Завыл ветер, повалил деревья и громко, настойчиво стал пробираться ближе. Отчаянно метались листья. В ушах свистело. Земля зловеще набирала ход. Стремительно закручивалось небо. И убежать было невозможно. Все равно бы не успел.

Вдруг выстрелил свет и на мгновенье ослепил. И мелькнуло спасение: «Я что-то видел!»

Заклинание!!!

– Вы призраки!

Все замерло.

– Жалкие заблужденья! Я даже не знаю, откуда вы взялись! Но жить с вами больше не хочу! Нет вас! У меня другой путь. И я приду в свою стаю. А если не дойду, то погибну в этом мире, в настоящем, живом. Вы больше не выгоните меня к мертвым!

Тогда настала тишина. Не равнодушная – ожидающая. Не зловещая – прозрачная. Такая тишина, в которой познается истина. Она не дунет, не придет, не осветит путь. Человек сам ее заберет, – когда будет к этому готов.

Ему понравилась тишина. Особенная. Не шумела в ушах и не раскаляла голову, не разрывала черепную коробку. А позволяла видеть и слышать то, чего не замечал раньше. И он молчал. Он ждал. Он был готов принять истину. Пусть даже она окажется страшной.

Посреди целой вселенной. Стоял человек. А вокруг сияло небо. И цвели цветы. И светило солнце. И крутился мир. Все жило без него. Но было и с ним. Гроза не слышала криков. А радуга не выбирала свет. Все происходило так, как оно происходило. Жизнь шла своим чередом. Все было отработано веками. Неподвластным ходом текло время.

И в нем, во всем этом огромном мире. И в обволакивающей, бесконечной вселенной. И в новой такой спокойной тишине.

Его никто не отвергал…

Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.